Фантазии этого гения ужасов можно только позавидовать. 64-летний Стивен
Эдвин Кинг создаёт настолько захватывающие литературные произведения,
что ими не только зачитываешься, но в каком-то роде ещё и
засматриваешься, ведь по творения Кинга снято огромное число кинокартин.
«Сияние», «Побег из Шоушенка», «Зелёная миля», «Оно», «Кэрри»,
«Мизери», «1408», «Мгла»… этот список можно продолжать бесконечно, но
вместе с тем мы и частично не постигнем загадки того, что таится в
голове у этого поистине необыкновенного человека. В своём интервью
журналу «Esquire» он приоткрыл завесу тайны и рассказал о себе, своей
жизни и отношении к происходящему вокруг него. А он, чьи мысли на
протяжении нескольких десятков лет кипят от избытка странной и
необъяснимой информации, оказался действительно очень любопытной
персоной.

Я литературный эквивалент картофеля фри с биг-маком.

Корни всего, что я пишу, тянутся к одной истории. В старших
классах я встречался с девчонкой. Потом мы расстались. «Мне нужно
посмотреть на других людей», — сказала она. «Валяй», — сказал я.
Какое-то время спустя я встретил ее вновь. Под глазом у нее был синяк.
«Я не хочу говорить об этом», — сказала она. Потом мы сидели и пили
кофе. Она молчала, а затем ее прорвало. Оказалось, что она встречалась с
другим чуваком, и тот чувак как-то попросил ее сделать одну штуку, а
она отказала ему. И он ударил ее. Помню, я сказал: «Наверное, ты
чувствовала заранее, что что-то случится, и тебе было страшно?» «Нет, —
сказала она, и я запомнил ее слова на всю жизнь. — Мы никогда не чувствуем той опасности, которая по-настоящему близка».

Однажды я пришел к психотерапевту. Она сказала: «Вы должны
представить, что все ваши страхи — это такой шарик, который вы можете
просто накрыть ладонью». Я сказал: «Девушка, милая, да я живу страхом. Для того чтобы накрыть мой страх не хватит даже чернобыльского саркофага».

Вдохновение можно черпать отовсюду. В моей книге
«Ночная смена» есть рассказ «Давилка» — про гладильную машину, которая
несколько озлобилась на мир. Идея родилась у меня в тот год, когда я
работал в прачечной. Вместе со мной работал парень, который потерял на
этой работе руки — из предплечий у него торчали два металлических крюка.
Знаете, есть некоторые вещи, которые работодатели забывают вам сказать,
когда вы поступаете на новую работу. Этому парню забыли сообщить, что
тому, кто работает на валиковой гладильной машине, не стоит носить
галстук. Более всего меня потрясало, что когда после смены все шли мыть
руки, он просил кого-нибудь открыть ему воду и спокойно мыл свои крюки
под краном.

Я не готовлюсь к написанию книг. Не просиживаю в
библиотеках, не делаю выписок, ничего нигде не подчеркиваю. Я просто
сажусь и пишу гр*баные слова. Называйте меня колбасником. Да, я долбаный
колбасный писатель. То, что я пишу, — это колбаса. Сел и съел. Я
признаю это и не принимаю никаких претензий: ведь я никогда не выдаю
свою колбасу за белужью икру.

Я уважаю страх. Он организует людей. Например, если
бы можно было представить себе возможность такого выбора, то я никогда
не полетел бы на самолете, весь экипаж которого не боится летать.

Я всегда летаю бизнес-классом. В случае катастрофы я хочу быть к ней как можно ближе.

Хорошие идеи — как йо-йо. Ты можешь оттолкнуть ее от
себя, но она все равно останется на дальнем конце резинки. Она не
умирает там, она лишь спит. А потом, когда ты забудешь о ней, она
вернется и хлопнет тебя по голове.

Литература — это правда, обернутая в ложь.

Талант не статичен. Он либо взрослеет, либо умирает.

Принято думать, что я очень странный или даже страшный человек. Это не верно. У меня по-прежнему сердце маленького мальчика. Оно пылится в стеклянном графине на моем столе.

Только ваши враги скажут вам правду. Друзья и возлюбленные будут лгать бесконечно, запутавшись в паутине принятых на себя обязательств.

Самые важные вещи сложнее всего выразить словами. Иногда это оборачивается тем, что мы стыдимся собственных чувств, потому что слова делают наши чувства ущербными.

Писать о своей жизни — сложная задача. Это как секс: лучше пережить это, чем писать об этом.

Я пишу лишь о том, что меня пугает. Например, я
никогда не писал про змей — мне плевать на них. Я люблю писать про крыс —
эти серые ублюдки пугают меня куда сильнее.

Пугать людей книгами в наше время становится все сложнее. Они уже запуганы телевизором, так что я тут бессилен.

Кокаин — это дар. Он всегда был моей кнопкой «вкл.» Я
начал употреблять его в 1979-м и продолжал, наверное, восемь лет. Не
слишком-то долго, чтобы по-настоящему подсесть, но уж точно дольше, чем
Вторая мировая война.

Мне кажется, марихуану стоит не только полностью легализовать, но и сделать ее выращивание надомной работой для тысяч одиноких людей.
Для моего родного штата Мен это было бы даром божьим. Там и так можно
взять неплохую траву домашней высадки, но ведь она будет гораздо
качественнее, если люди будут открыто выращивать ее в теплицах и
пользоваться удобрениями.

Я начал напиваться с той самой минуты, когда закон разрешил мне делать это. Я всегда пил только для того, чтобы просто напиться. Никогда не понимал выпивки в компании.

Я никогда не приму участие в спиритическом сеансе.
Даже если моя жена завтра умрет, и ко мне придет медиум и скажет, что
жена только что вышла на связь и собирается мне сказать что-то очень
важное.

Монстры и привидения существуют. Они всегда живут и борются внутри каждого из нас, а иногда побеждают.

Кино не победит книги. Все эти ребята, типа Кингсли
Эмиса постоянно твердят: книга мертва, общество сползает в трясину,
культура уничтожена, кругом идиоты, имбецилы, телевидение, поп-музыка,
разложение, дегенерация и все такое. И тут вдруг появляется чертов Гарри
Поттер — гр*баная хрень на 734 страницы, которая расходится
пятимиллионным тиражом за двенадцать часов. Про себя я промолчу.