Фрагмент романа «Путешествие шлюпок с «Глен Карриг» английского писателя Уильяма Хоупа Ходжсона, о команде парусника «Глен Карриг», заблудившихся в водах Саргассово моря. Выжившие — в шлюпках отправились на поиски воды и еды к странному одинокому острову, не зная, что настоящий ужас для них только начинается, и не подозревая каких странных чудовищ скрывают эти тихие воды с бесконечными «лугами» водорослей...



В ту ночь, когда я заступил на дежурство, на небе не было луны, и утопавшую во тьме верхушку холма освещал лишь свет костра. И хотя я не так уж и был напуган, я все же принял все меры предосторожности, которые пришли мне в голову, и развел довольно большой костер. Затем, прихватив с собой рапиру, я стал обходить лагерь. У гребня скал, защищавших нас с трех сторон, я останавливался, устремлял взор в темноту и прислушивался, хотя от последнего и было мало проку, поскольку постоянно ревущий в моих ушах ветер все заглушал. И хотя я ничего не увидел и не услышал, мною овладело странное беспокойство, заставившее меня несколько раз вернуться к гребню скалы; впрочем, я там так, несмотря на свои суеверные опасения, ничего не увидел и не услышал. И поэтому, решив не давать больше воли собственному воображению, я старался не приближаться к гребню и держался ближе к месту, возвышавшемуся над склоном, по которому мы спускались на остров и поднимались с него.

Затем, когда минула, возможно, первая половина моего дежурства, из густых зарослей водорослей с наветренной стороны донесся издалека звук, давящий мне на ухо, перерастающий в ужасный крик и вопль, а затем, угасая, превращающийся вдали в странные рыдания и наконец заглушаемый шумом ветра. Услышав столь страшный звук, несущийся из этой мерзости запустения, я был, как можно догадаться, несколько потрясен, но потом мне вдруг пришла в голову мысль, что этот пронзительный вопль доносится с судна, оказавшегося в плену водорослей, и я, немедленно подбежав к гребню скалы, возвышающейся над водорослями, уставился в темноту; теперь-то при свете костра, пылавшего внутри корабельного остова, я понимал, что этот вопль донесся откуда-то издалека по правую сторону от него, и более того, как подсказывал мне здравый смысл, его не могли издать те, кто был в нем, ибо сила их глоток не шла ни в какое сравнение с мощью дующего сейчас ветра. И поэтому я какое-то время стоял, нервно размышляя и вглядываясь в ночной мрак, и вскоре заметил на горизонте тусклый свет, и вскоре там показался верхний край луны, весьма приятное для меня зрелище; ибо я уже был готов разбудить боцмана и рассказать ему об услышанном мною звуке, но не решился, испугавшись, что буду глупо выглядеть, если ничего больше не произойдет. Затем, когда я наблюдал за восходом луны, вновь послышался тот вопль, напоминавший громкое рыдание женщины: он рос и крепчал, пока не прорезал с поразительной ясностью рев ветра, а потом медленно и, видимо, повторяясь, не смолк вдали, и я опять слышал одно завывание ветра.

После этого, взглянув в том направлении, откуда раздался этот звук, я сразу бросился к палатке и разбудил боцмана; ибо я не понимал, что способен он предвещать, а последний, второй вопль полностью избавил меня от робости. Не успел я встряхнуть боцмана, как он был уже на ногах и, схватив абордажную саблю, которую всегда держал под рукой, быстро проследовал за мной на вершину холма. Здесь я объяснил ему, что услышал очень страшный звук, доносившийся, казалось, из скоплений водорослей и что, когда он повторился, я решил позвать его, поскольку не знал, не предвещает ли он приближение какой-нибудь опасности. Боцман похвалил меня за это, но также и побранил за то, что я не решился позвать его, когда раздался первый вопль, а потом, проследовав за мной к гребню скалы с наветренной стороны, он встал там вместе со мной, ожидая и слушая, не повторится ли, быть может, вновь этот звук.

Около часа мы очень тихо стояли там и слушали, но слышали одно непрекращающееся завывание ветра, поэтому, несколько устав от ожидания (да и луна уже поднялась высоко), боцман кивком головы приказал мне продолжить обход лагеря, и сам пошел со мной. Вот тогда-то, повернувшись и случайно взглянув вниз на участок чистой воды, я был поражен, увидев бесчисленное количество больших рыбин, плывущих к острову из скоплений водорослей. Я подошел ближе к гребню, надеясь, поскольку они плыли прямо к берегу, увидеть их вблизи суши, но ни одной не обнаружил, ибо все они, казалось, исчезали в ярдах тридцати от берега. Пораженный количеством рыбы, их странным поведением, а также тем, что они, постоянно плывя к берегу, не приплывали к нему, я окликнул боцмана, который уже успел пройти несколько шагов вперед. Услышав мой окрик, он подбежал ко мне, и я показал ему на участок моря под нами. Он наклонился вперед и стал напряженно всматриваться, и я вместе с ним; однако никто из нас так и не сумел разгадать смысла столь загадочного представления, и боцман, пока мы наблюдали за происходящим, смотрел за всем этим не с меньшим любопытством, чем я.

Вскоре, однако, он отвернулся, сказав, что с нашей стороны глупо стоять и пялиться на это весьма забавное зрелище, когда нам надлежит заботиться о безопасности лагеря, и поэтому мы приступили к обходу вершины холма. Пока мы стояли и слушали, костер чуть не погас, и лагерь, хотя луна и поднималась, был освещен плохо. Увидев это, я подбежал к костру и бросил в него дрова, и тут, даже в тот момент, когда я бежал, мне показалось, что в тени возле палатки что-то двигается. Крича и размахивая рапирой, я бросился туда, но ничего не обнаружил, и поэтому, почувствовав себя несколько глупо, я принялся, как и собирался, разводить костер; когда я был этим занят, ко мне подбежал боцман, желая узнать, что же я видел, и в то же мгновение из палатки выскочило трое человек, разбуженных моим внезапным воплем. Но мне нечего было сказать им, за исключением того, что мое воображение сыграло со мною шутку и показало мне то, чего мои глаза так и не сумели разглядеть. Двое отправились обратно спать, третий же, здоровенный парень, которому боцман вручил абордажную саблю, пошел с нами; и, хотя он молчал, мне показалось, что отчасти ему передалось наше беспокойство; что же касается меня, то я не жалел, что он стал моим спутником.

Вскоре мы подошли к той части холма, которая возвышалась над долиной, и я приблизился к гребню скалы, собираясь взглянуть на долину, ибо она ужасно влекла меня к себе. Но не успел я бросить взор вниз, как тут же отпрянул и, подбежав к боцману, схватил его за рукав. Заметив мое смятение, он молча прошел вместе со мной, чтобы узнать, что же привело меня в столь неописуемое волнение. Глянув вниз, он тоже тут же пораженно отпрянул; затем он очень осторожно снова наклонился вперед и посмотрел вниз, и в этот момент наш третий спутник, дюжий матрос, подошел сзади на цыпочках и, наклонившись, заглянул вниз. Мы, застыв, взирали на сверхъестественное зрелище, ибо долина под нами кишела какими-то двигающимися существами, белыми и омерзительными в лунном свете, и их движения напоминали движения гигантских слизняков, хотя эти существа внешне походили не на них, а скорее на голых людей, очень полных и ползающих на животе, и передвигались они удивительно быстро. Глядя из-за плеча боцмана, я обнаружил, что эти отвратительные существа выползают из заполненной водой шахты на дне долины, и тут я вдруг вспомнил об огромном количестве странных рыб, которые плыли на наших глазах к острову, но потом, так и не добравшись до берега, исчезали, и сразу же понял, что они проникают в эту шахту под водой по какому-то одним им известному естественному каналу.

У этих существ было по две коротких и толстых руки, а на их концах извивалось множество отвратительных и небольших щупалец, которые, когда они ползли по дну долины, скользили взад и вперед; на их же задних конечностях, где должны были быть ноги, тоже росли пучки щупалец. Впрочем, не следует думать, что эти существа нам были хорошо видны.

Едва ли я сумею передать то необычайное отвращение, вызванное во мне видом этих людей-слизняков; нет, не удастся мне этого никогда, а если бы и удалось, то окружающие, как и я, испытали бы позыв к рвоте, внезапный и порожденный самим страхом. А затем, вдруг, когда я смотрел, мучимый отвращением и дурным предчувствием, всего в одной морской сажени, да и той не было, ниже моих ног, показалось лицо — да такое, какое я даже в кошмаре не видел. И это и впрямь было лицо из ужасного кошмара. Будь я меньше напуган, я, возможно, заорал, но эти большие, размером с крону [6] глаза, клюв, как у перевернутого попугая, и слизнякоподобное, волнообразно извивающееся, белое и покрытое слизью тело, страшно поразив, лишили меня дара речи. И вот, когда я, нагнувшись, беспомощно застыл на месте, боцман, сильно выругавшись прямо мне в ухо, ударил это существо абордажной саблей, ибо в тот миг, когда я увидел его, оно преодолело по пути наверх целый ярд. Услышав ругань боцмана, я внезапно пришел в себя и так энергично бросился вниз, что едва не последовал за трупом этого животного, ибо, потеряв равновесие, я несколько секунд легкомысленно балансировал на краю вечности, но затем боцман схватил меня за пояс, и я вновь оказался в безопасности, однако в тот миг, когда я старался сохранить равновесие, я обнаружил, что почти вся скала покрыта этими ползущими к нам существами, и я, повернувшись к боцману, прокричал ему, что к нам лезут тысячи этих слизняков. Но он уже бежал от меня в сторону костра, крича тем, кто был в палатке, чтобы они, если хотят жить, поспешили к нам на помощь, а потом примчался обратно с огромной охапкой водорослей, а за ним — здоровяк-матрос с горящим пучком травы, взятым из костра, и через несколько секунд здесь уже пылало пламя, а моряки несли еще водоросли, ибо мы собрали немалый запас их на вершине холма, и за это теперь благодарили Всевышнего.

Не успели мы разжечь один костер, как боцман велел здоровяку-матросу разжечь дальше на гребне скалы другой; в то же мгновение я заорал и побежал в ту часть холма, откуда открывался вид на открытое море, поскольку увидел множество двигающихся существ возле гребня заветренной скалы. Здесь было царство теней, так как в этой части холма валялось огромное множество крупных камней и они не пропускали ни лунный свет, ни свет от костров. Здесь я неожиданно натолкнулся на три большие тени, скрытно подбирающиеся к лагерю, а за ними смутно разглядел и другие. Тогда, громко позвав на помощь, я набросился на них, и они, когда я напал на них, поднялись на конечности, и я обнаружил, что они выше меня, а их отвратительные щупальцы тянутся ко мне. Затем я принялся бить, задыхаясь и испытывая тошноту от внезапной вони, смрада этих существ. И тут что-то вцепилось в меня, что-то скользкое и мерзкое, и огромные челюсти впились в мое лицо, но я ударил рапирой вверх, и существо отвалилось от меня, я же, ошеломленный и страдающий от тошноты, наносил слабые удары. Сзади послышался топот ног, неожиданно вспыхнуло пламя, и боцман прокричал мне что-то ободряющее, а потом он и здоровяк-матрос, заслонив меня собой, бросали огромные охапки горящей травы, перевязанные ими длинными камышинками. И эти существа тут же пропали, поспешно уползя за гребень скалы.

И тут я пришел в себя и принялся стирать с себя слизь, оставленную лапой чудовища. Потом я бегал от костра к костру и бросал туда водоросли, и так прошло время, в течение которого мы были в безопасности, ибо к тому моменту мы разожгли костры на всей вершине холма, а чудовища смертельно боялись огня, иначе мы бы погибли, все до единого, той ночью. Но незадолго перед рассветом мы обнаружили во второй раз с тех пор, как оказались на острове, что нам не хватит топлива, если мы так его будем жечь, и поэтому боцман велел матросам потушить половину костров, и таким образом мы отсрочили наступление того момента, когда остались один на один с темнотой и существами, которых огонь держал от нас на расстоянии. Но у нас, наконец, подошли к концу запасы водорослей и камыша, и боцман крикнул нам, чтобы мы не спускали глаз со скального гребня и убивали эти существа, как только они появятся (ему бы следовало добавить, чтобы все собирались у центрального костра, последней линии обороны). После этого он обругал луну, спрятавшуюся за огромную тучу. Вот так и обстояли дела: тьма сгущалась, а костры угасали. Потом я услышал, как в той части холма, откуда открывался вид на заросли травы, громко выругался какой-то матрос, его крик не заглушил даже ветер; затем боцман крикнул, чтобы мы приготовились, и я тут же ударил существо, молча выросшее напротив меня над гребнем скалы.

Прошла, должно быть, минута, и со всех сторон послышались крики, и я понял, что травяные люди напали на нас, и в то же мгновение над гребнем рядом со мной появились еще два существа, возникнув тихо, как привидения, и волнообразно извиваясь. Первому я пронзил горло, и оно упало; второе же, хотя я и пронзил его, схватило лезвие своим пучком щупалец и чуть не вырвало его, но я ударил его ногой в лицо, и оно скорее, по-моему, от удивления, нежели от боли, выпустило рапиру и тут же пропало из вида. Все это произошло в течение каких-то десяти секунд; однако я уже заметил еще четырех существ, ползших справа, на некотором отдалении, от меня, и в тот миг казалось, что наша гибель не за горами, ибо я не знал, как мы справимся со столь отважными и быстро передвигающимися существами. Однако я, не колеблясь, бросился на них, но сейчас я не колол, а рубил по лицу, и это, на мой взгляд, было весьма эффективно; ибо я тут же тремя ударами разделался с тремя слизняками, но четвертый переполз через гребень и встал на задние конечности, как и те, от которых меня спас боцман. Перепугавшись, я отступил, но, слыша вокруг воинственные вопли и зная, что ожидать помощи мне неоткуда, набросился на это животное. И вот когда оно, наклонившись, протянуло вперед один из своих пучков щупалец, я, отпрыгнув назад, рубанул по ним рапирой, а затем воткнул ее в живот. Существо тут же рухнуло, свернулось белым шаром, стало извиваться, перекатываясь от боли из стороны в сторону, и, докатившись до гребня скалы, исчезло за ним. Меня же, почти обессиленного, тошнило от отвратительного зловония этих животных.

К этому времени все костры на гребнях холма догорели и превратились в кучки тускло мерцающих угольков. Лишь у входа в палатку еще пылал костер, но от него нам было мало проку, поскольку его свет не доходил до того места, где мы сражались. Луна же, на которую я бросил отчаянный взгляд, по-прежнему казалась призрачной тенью, скрывающейся в огромной двигающейся туче. Затем, посмотрев наверх, оглянувшись, вероятно, через левое плечо, я обнаружил с внезапным ужасом, что что-то приблизилось ко мне, и сразу же почувствовал знакомый смрад. Я тут же испуганно отпрыгнул в сторону и, прыгая, повернулся лицом к существу. Так я спасся в тот момент, когда должен был погибнуть, ибо его щупальцы только измазали, когда я прыгнул, мне затылок, я же снова нанес удар и победил.
Сразу же после этого я заметил, что в темноте между двумя кучками тускло мерцающих угольков, соседней и лежащей в некотором отдалении на вершине холма, ползет существо, и поэтому я, не тратя понапрасну времени, подбежал к нему и, прежде чем оно успело встать на задние конечности (в таком виде они внушали мне сильный страх), дважды ударил по его голове рапирой. Но едва я прикончил его, как ко мне устремились, наверно, еще с дюжину существ, успевших тем временем тихо переползти через гребень. Тогда я стремглав помчался к ближайшей кучке горящих угольков, и животные, почти не уступая мне в скорости, поползли за мной. Впрочем, я первый подбежал к костру, и тут, внезапно осененный мыслью, я воткнул кончик своей рапиры в угольки и осыпал ими животных, отчетливо увидев на мгновение множество белых, отвратительных, тянущихся ко мне морд, бурые, чавкающие челюсти между опускающейся верхней и нижней частями клюва и собранные вместе извивающиеся, дрожащие щупальцы. Затем все опять погрузилось во мрак, но я тут же снова ударил по тлеющей кучке, и на них опять посыпались горящие уголья. Я видел, как они отпрянули назад, а потом и скрылись. То же самое происходило и на остальных гребнях верхушки холма, матросы и там бросались угольками, пытаясь таким способом выручить себя из столь бедственного положения.

Наконец для меня наступила короткая передышка, животные, казалось, были напуганы; тем не менее я весь дрожал и поглядывал по сторонам, не зная, когда одно или несколько существ нападут на меня. И всякий раз устремляя взор на луну, я молил Бога о том, чтобы тучи быстро прошли, иначе все мы умрем; и вот, когда я молился, один из наших матросов вдруг издал ужасный вопль, и в тот же миг через гребень напротив меня перелезло одно существо; но я рассек его, прежде чем оно успело подняться, и в моих ушах еще отдавался тот неожиданный вопль, донесшийся с левой от меня части холма. Однако я не осмеливался покинуть свою позицию, ибо в таком случае всем рисковал, и поэтому остался на месте, мучимый неизвестностью и собственным страхом.

И вновь я получил короткую передышку, когда на меня никто не нападал; ни справа ни слева от себя я ничего не видел, хотя остальным не так повезло, судя по проклятьям и звукам ударов; затем вдруг кто-то снова закричал от боли, и я, вновь устремив взор на луну, взмолился вслух о том, чтобы она вышла из-за туч и, прежде чем все мы будем убиты, осветила вершину холма, но она не появилась. Тут мне вдруг в голову пришла одна мысль, и я во всю мощь своих легких крикнул боцману, чтобы в главный костер бросили большой поперечный брус, тогда он разгорится, ведь это очень хорошее и сухое дерево. Дважды я крикнул ему: «Брус в костер! Брус в костер!» И он тут же громовым голосом велел всем сбегать и принести его к костру; и мы это сделали, затем бросили его в пламя и стремительно разбежались по своим местам. Уже через минуту у нас было светло и становилось все светлей по мере того, как огонь охватывал огромное бревно, а ветер раздувал пламя. Я же смотрел перед собой, ища взглядом, не появится ли на гребне передо мной либо справа или слева от меня мерзкое лицо. И ничего не видел, разве что промелькнуло, как мне показалось, справа от меня дрожащее щупальце — вот и все.

Примерно через пять минут они вновь напали на нас, и на этот раз я чуть не поплатился жизнью, подойдя по собственной глупости слишком близко к гребню скалы, ибо пучок щупалец внезапно взметнулся снизу из темноты, обхватил мою левую лодыжку и потянул меня. Я плюхнулся на зад, и обе мои ноги перевесились через край пропасти, и только по божьей милости я не полетел в долину вниз головой. И я действительно подвергся серьезной опасности, ибо животное, вцепившееся мне в ногу, прилагало огромные усилия, чтобы утащить меня вниз, но я сопротивлялся, руками и собственным седалищем помогая себе удержаться. Видя, что таким образом ему не удастся покончить со мной, оно ослабило хватку и впилось в ботинок, прокусив толстую кожу и почти отхватив мой мизинец. Однако теперь мне не надо было держаться обеими руками, и я, обезумевший от боли и смертельного страха, внушенного мне этим существом, в бешенстве ударил по нему рапирой; но я не сразу избавился от него, ибо оно схватило ее за клинок, но я вырвал его прежде, прежде чем животное успело крепко сжать его, возможно, отрезав, хотя я в том и не уверен, его щупальцы, ибо они, казалось, не обхватывали лезвие, а присосались к нему; потом, через мгновение, одним удачным ударом я тяжко ранил его, и оно отпустило меня, и я наконец смог перевести дух в более спокойном месте.

После этого мы уже больше не подвергались нападениям, хотя и не знали, не предвещает ли это спокойствие нового нашествия травяных людей. Так наступил рассвет, и за все это время луна так и не пришла к нам на помощь, не выглянула из-за туч, затянувших весь небосвод и придававших занимавшемуся дню уныние.
Как только рассвело, мы обследовали долину, но не обнаружили там никого из травяных людей — ни даже их трупов, ибо они, видимо, унесли всех убитых и раненых, и нам не удалось рассмотреть этих чудовищ при дневном свете. И хотя мы и не нашли их мертвых тел, все гребни скал были в крови и слизи, и от последней исходило зловоние, присущее этим животным. Впрочем, оно нам недолго досаждало, ветер, унеся его далеко в подветренную сторону, наполнил наши легкие благоухающим и здоровым воздухом.

Вскоре, видя, что опасность миновала, боцман созвал нас у главного костра, где догорал большой брус, и только здесь мы обнаружили, что один из наших людей пропал. И хотя мы обыскали сначала всю вершину холма, а впоследствии долину и остров, мы так его и не нашли.