Существуют фильмы, которые рассказывают о самых зловещих и отвратительных человеческих деяниях, показывают самые печальные людские судьбы, человеческую жестокость и обнажают наши пороки. Многие режиссеры в своих творениях стремятся показать нам полное низложение всех моральных норм. Как давно кинематограф заворожен убийствами, сколько крови готов пролить и как далеко зайти, чтобы заинтересовать мрачное любопытство зрителя? Читаем и разбираемся...

Кровь из глаз



Театральная природа раннего кино не давала особого выхода натуралистическому насилию. В то же время ранние мастера кино изощрялись в спецэффектах, в особенностях пленки создать иллюзию. Возможно, первый в истории кино спецэффект — стоп-кадр и монтаж с манекеном — использован в фильме 1895 года «Казнь Марии Шотландской». Художественное кино началось с имитации казни. Продюсером постановки был Томас Эдисон, который через несколько лет умертвит на камеру слониху Топси уже по-настоящему.

Новатор Д. У. Гриффит в 1916 году в «Нетерпимости» показывает Вавилонскую битву: стрелы вонзаются в тела, солдаты в рукопашной грызут глотки друг другу, копье протыкает живот пехотинца под немигающим взглядом богини Иштар. Зритель видит кровь долю секунды, но инициация состоялась. Эту рану можно уподобить ране на теле Христа от копья римского легионера: увидев ее, уверовал Фома, и зритель уверовал в искусство, запечатлевшее смерть. В этом же фильме Гриффит обращается опять же к смертной казни в современной Америке и демонстрирует распятие Христа.




Первая документальная хроника казни была отснята во время Гражданской войны в России. Американский оператор Фрэнк Джонсон запечатлел немецких фрайкоров, расстреливающих латышских большевиков (позднее хронику демонстрировали и как доказательство преступления белых, и как зверства красных).

Эротика и насилие сопутствовали золотому веку немого кинематографа. Однако представление о границах допустимого еще не было установлено. Великая война подорвала многие культурные основания, но откровенное порно оставалось загнанным в подполье, а буйство крови в кино, не в жизни, еще не могло выглядеть достаточно убедительно. Даже в немецких фильмах ужасов, включая «Носферату», кровь подразумевалась, но не была показана.




Тем более навсегда шокирующим оказался «Андалузский пес» Луиса Бунюэля, единственный кадр из которого не могут забыть до сих пор. Туча разрезает яблоко луны, бритва стремительным движением проходит по глазному яблоку. Сравнимую рану крупным планом миру показали четырьмя годами ранее в «Броненосце „Потемкин“», где жертва побоища на одесской лестнице зажимает окровавленное лицо. Но демонстрация насилия, как бы оправданная исторически и драматургически, у Эйзенштейна меркнет на фоне сюрреального непостижимого акта увечья у Бунюэля. Вытекает глаз, и зритель в ужасе жмурится сам.




К пытке в немом кино также обращаются, например, Беньямин Кристенсен в «Ведьмах» (один из самых запрещаемых фильмов в истории) и, конечно, Теодор Дрейер в «Страстях Жанны д’Арк». Но в обоих случаях режиссеры деликатно решают проблему с помощью монтажа. Камера демонстрирует страшные орудия инквизиции, а затем перекошенное в ужасе лицо или нежную кожу. Кристенсен еще добавляет гравюры из средневековых трактатов, более откровенные, чем современная ему документалистика, а Дрейер все-таки пускает Жанне кровь — в лечебных целях.

Камера и гильотина




Голливуд уже через несколько лет попал под цензуру кодекса Хейса. Не то что натуралистичное, но даже условно театральное убийство и пытка стали почти невозможны на экране. Патриархальное целомудрие накрыло также кинематограф нацистской Германии и Советского Союза. Гигантские корпорации выпускали мелодрамы, дорогие костюмированные исторические фильмы, война в кино разыгрывалась по бескровным правилам, пока в реальном мире готовилась бойня. Человечество, несмотря на лицемерие искусства, жаждало крови. Как раз в 1939 году прошла последняя публичная мирная смертная казнь в Западной Европе. Зрелище узаконенного убийства издревле привлекало людей, но тогда в Версале, где казнили немецкого серийного убийцу Вейдмана, толпа вела себя особенно отвратительно. Зеваки снесли заслон охраны и макали носовые платки в кровь гильотинированного — на сувениры. Пикантность в том, что любитель с камерой снял все происходящее из окна, и исторический фильм можно посмотреть до сих пор. Еще один занимательный факт: в толпе находился семнадцатилетний Кристофер Ли, в будущем великий Дракула британского кино.

Вторая мировая война, начавшись, позволила камере запечатлеть табуированные ранее и непредставимые акты насилия. Мало того что ради пропаганды допустили цензурные ослабления в художественных военных фильмах. Фронтовые операторы-документалисты запечатлели невиданное доселе множество смертей.

В числе самых влиятельных фильмов на свете — документальные хроники советских операторов, вошедших в освобожденные концлагеря нацистов. Истощенные люди-полутрупы, неостывшие печи крематориев, горы тел, сваленных друг на друга — мир содрогнулся, Нюрнберг вынес приговор. Союзники, правда, тоже сделали такой фильм, который лег на полку на 70 лет. В 1945-м продюсер Сидни Бернстайн и Альфред Хичкок отсняли освобожденный лагерь смерти Берген-Бельзен. Их «Факты о немецких концентрационных лагерях» были немедленно запрещены, часть съемок перемонтирована для позднейших агитматериалов. Кадры мертвых и уцелевших узников по соседству с кадрами сытых, несмотря на войну, немецких деревень были неполиткорректны в условиях холодной войны и нового передела мира. Только в 2014-м неудобный фильм был извлечен из архивов, а затем выпущен расширенный комментарий «Наступит ночь» Андре Сингера.

Цвет: красный




Случайно ли, что с именем Хичкока связано и последующее возвращение насилия в игровое кино? Как раз наступили цветные 1960-е, полюбившие красный. Но «Психо» был черно-белым фильмом, тем не менее первые зрители были искренне уверены, что видели алую кровь в ванной своими глазами! Такова сила убеждения и эффект шока от вида полузапрещенной крови. Зато уже через несколько лет ее будет хоть залейся.

За революционером Хичкоком в хоррор приходят ремесленники. В начале десятилетия Гершел Гордон Льюис снимает свою «Кровавую трилогию». 1960-е еще робко начинаются, время только пробует себя на вкус, а маньяк, опять же приглашенный в кино Хичкоком, пока не главный герой новостей и поп-культуры. Но коллективное бессознательное уже требует начинать отсчет убийств, и экраны заливает ненатуральная кровь симпатичных моделей. Тогда появляется понятие «сплэттер» — фильм, забрызгивающий кровью.




Интересно, что бредовый сюжет «Кровавого пира» Льюиса увязывает преступления маньяка с неким древнеегипетским культом темной богини. Режиссеры и дальше будут — возможно, еще по ассоциации с «Нетерпимостью» — экзотизировать беспричинное насилие, придавая ему кошмарно-ритуальный характер.

В это время в Италии зарождается сходный по своим интенциям со сплэттером, но чисто местный жанр джалло. Его истоки связаны с именем многостаночника Марио Бавы. Уже в «Маске Сатаны» 1960 года он показывает зверства инквизиции без вуали целомудренной цензуры. Пленницу клеймят железом, к лицу ведьмы прибивают железную маску с шипами. Вскоре Бава переходит к цветному кино, и палитра жанра закрепляется. Желтый («джалло») — обложка бульварного чтива, кровавый — главный цвет, а холст — тело, обычно женское. Он эстетизирует садизм в «Плети и теле», заставляет нас смотреть глазами убийцы на жертв в «Крови и черных кружевах». Его вскоре догоняет и превосходит Дарио Ардженто. Руки режиссера — руки убийцы в «Птице с хрустальным оперением», а место расправы над одной из несчастных женщин — галерея современного искусства. Наконец, Ардженто снимает эталон жанра — техниколоровскую «Суспирию» (1977), где предсмертные корчи убиваемых девушек вписаны в живописные декорации и прямо увязаны с балетом.




Для иных режиссеров 1960-х новая вседозволенность не ограничивается эстетикой, это повод вообще испытать на прочность кинопленку, кино, восприятие зрителя. Начав со своеобразного исследования пытки в «Маленьком солдате», Годар продолжает праздник насилия и непослушания в «Банде аутсайдеров» и «Безумном Пьеро», а в «Уик-энде» топит все в крови, доводя героев до каннибализма.

Новая волна не была бы возможна без ручных камер. Появившись, они не только подарили кинематографу несколько шедевров, но и приблизили его к обычному человеку, породив феномен кинематографистов-любителей. А отсюда один шаг до любительского порно с настоящим сексом и любительского фильма с настоящими смертями. То есть снафф-фильма.

Вера в существование последнего возникает, похоже, в самом конце 1960-х. Смутные легенды о том, что банда Чарли Мэнсона снимала на пленку свои преступления и сатанинские ритуалы, включая убийство актрисы Шэрон Тейт, не подтвердились. Зато в начале 1960-х начинают работать несколько режиссеров, которые внесли большой вклад в легенду снаффа. Это Гуалтьеро Якопетти в Италии и чета Файндлей в США.

Снафф



Якопетти, на первый взгляд, продолжил дело операторов-документалистов на фронтах мировой войны и в бесчисленных горячих точках. В 1951 году Андре Базен ужасался способности киноленты подчинять себе смерть на примере хроники с гибелью матадора во время корриды и съемок расстрелов коммунистов в Шанхае. Критик назовет этих погибших «мертвыми без реквиема». Смерть, остававшаяся доселе подлинно единственным и неповторимым моментом жизни, теперь может воспроизводиться и тиражироваться. И человек, зритель нового времени, оказался способен пересматривать и впитывать в себя это шоу насилия.




Именно с таким кино прославился в 1962 году Якопетти — сорокалетний участник Сопротивления, журналист и сценарист. Годом ранее в автокатастрофе погибла любовь всей его жизни, актриса Белинда Ли. После этого Якопетти выпускает свой первый фильм — «антидокументальный» манифест «Собачий мир», который делает его знаменитым. В одиночку режиссер становится основателем жанра мондо — специфической полупостановочной документалистики. «Собачий мир» представляет буквально визуальную трапезу насилия: убийства животных рифмуются здесь с безграничным поеданием пищи, сексом, а также фанатизмом толпы. Вскоре Якопетти пошел дальше, зафиксировав в «Прощай, Африка!» акты геноцида и военных преступлений на освобожденном континенте, а в «Прощай, дядя Том» инсценировав издевательства американских плантаторов над рабами.

Первая работа итальянца была номинирована на «Золотую ветвь» в Каннах. Позднее так высоко он уже не взлетал, а критики, принявшие сначала метод Якопетти за художественную смелость и социальное обличение кусали себе локти. Форма — инсценированное или реальное кровопролитие — оказалась основным содержанием нового жанра мондо, вскоре породившего снафф.

Чета Файндлей активно работала с середины 1960-х годов, снимая порнографические фильмы, андерграундный хоррор и «шокументалки». Например, «Трилогия плоти», «Тело женщины» о маньяке, который держит еще живых жертв в своем доме, или «Сатанинская постель» о проститутках, в которой сыграла еще не встретившая Леннона нью-йоркская художница Йоко Оно. Первооткрывателями снаффа не вполне по своей воле Файндлеи оказались в 1971-м, сняв в аргентинской Сельве фильм «Бойня», явно вдохновленный похождениями Мэнсона. Вскоре само слово «снафф» таинственными путями вошло в язык, и тогда ушлые дистрибьюторы переименовали «Бойню» в «Снафф». Кроме того, оригинал Файндлей был доснят. После завершающей сцены «Бойни» показывают съемочную группу, заканчивающую работу. Вдохновленный режиссер пытается изнасиловать актрису, затем протыкает ее ножом, отрубает руки и ноги под радостный хохот коллег, не выключающих камеру. Эта-то сцена и была снаффом — садистским актом, в документальность которого должен был поверить зритель. Судя по тому, что, когда в 1976-м обновленный фильм вышел в прокат, последовали протесты и беспорядки, задумка продюсеров удалась по крайней мере отчасти. По другой версии, впрочем, беспорядки были частью рекламной кампании фильма.

Гибель Майкла Файндлея на следующий год кажется символической. Готовый к взлету вертолет на крыше небоскреба Метлайф-Билдинг внезапно сломался: лопасти сорвались с креплений и обрушились на очередь пассажиров. Файндлей и еще двое человек были иссечены на месте. Сюжет для шокирующего кино! Роберта Файндлей после этого начала снимать жесткую порнографию, а затем исчезла с горизонта. Но к тому времени у Файндлеев было достаточно соратников.

Занимательная этнография




Ландшафт хоррора меняется: людям нужно еще больше крови, еще больше физиологического. Тонкий психологизм не работает сам по себе. Зрители падают в обморок, когда девочка в «Изгоняющем дьявола» мастурбирует распятьем, но разговоры об этом лишь подстегивают интерес к фильму. Уэс Крэйвен дебютирует с «Последним домом слева» в 1972-м о жестоком убийстве двух девушек и не менее жестокой мести родителей жертв убийцам. Ему вторит триллер «Я плюю на ваши могилы», где девушка сама изощренно мстит насильникам. Последний фильм порождает волну сиквелов и ремейков, и нетрудно предположить, что популярность его вызвана не столько сочувствием жертве, сколько упоением экранным кровопролитием.

Продолжается также путь мондо. В конце 1970-х выходит первый фильм серии «Шокирующая Азия», где, по заветам Якопетти, встык монтируются ритуальные сектантские обряды, экологические катастрофы, бойни, пляски в кабаре и прочие малосвязанные вещи. Шокировать должны нравы чужих культур — индийской, японской, китайской, вьетнамской. Менее разборчивы в расовом плане были авторы легендарных «Ликов смерти» (1978), где поедаемая китайцами обезьянка соседствовала со вскрытием трупов и явно инсценированной казнью на электрическом стуле в американской тюрьме. И тот и другой многократно запрещенные фильмы обросли бесчисленными сиквелами и обрели неслыханную андеграундную популярность, продержавшуюся десятилетия. По крайней мере в России самозаписанные кассеты и болванки с «Азией» и «Ликами» повсеместно встречались уже в новом тысячелетии.




Иконой жанра псевдодокументального убийственного кино стал «Ад каннибалов» Руджеро Деодато, который в оригинале поэтично называется «Каннибальский холокост». К 1980 году, когда вышел фильм, итальянский хоррор не исчерпывается только эстетикой джалло. Впрочем, именно классик жанра Умберто Ленци позднее поставит два продолжения «Каннибалов». Но есть также «Калигула» Тинто Брасса — кровавая порнография в римских декорациях. Кроме того, в 1975 году вышел фильм «Сало, или 120 дней Содома», который, не претендуя на документальность, шокирует куда сильнее «Ликов смерти». Пазолини же после съемок погибнет смертью еще более страшной, чем Файндлей.




«Ад каннибалов» рассказывал о неудачной антропологической экспедиции в земли каннибалов Амазонки. История похоже была навеяна пропажей исследователя Майкла Рокфеллера в Папуа — Новой Гвинее, о чем ходили мрачные слухи. По сюжету доктор Монро (профессора, к нашему удовольствию, играет порноактер Роберт Керман) отправляется в места, где пропала предыдущая экспедиция, и хитростью забирает у каннибалов кассету с камеры антропологов. Эта кассета — как раз снафф-артефакт, который должен нас шокировать. Ученые, оказывается, героически записали, как дикари их пленяют, насилуют и в конце концов поедают. Но большая часть хронометража посвящена убийству невинных животных, которых итальянский режиссер истреблял в промышленных масштабах.

Последнее облегчило цензуру фильма на Западе. Кроме того, после премьеры фильма в Италии Деодато пришлось отсидеть за демонстрацию непристойных изображений. Вскоре последовали и более серьезные обвинения: критики, а за ними следователи приняли задокументированные смерти в фильме за чистую монету. Режиссер чуть не оказался обвинен в убийстве, пока не предоставил суду живых актеров и не рассказал, какими спецэффектами изобразил их натуралистичную гибель.

Так в кино пришел жанр found footage («найденная пленка»), который придал новое измерение подлинности экранного насилия. И то, как зрители были заворожены этой идеей, показывает, насколько неистребима вера в ту самую настоящую найденную пленку с настоящей смертью во имя искусства.




Тему страха перед кассетой уже в конце столетия разовьет японский «Звонок». А вот специалистами по кровопролитию на экране японцы стали куда раньше. Пока Голливуд не отошел от кодекса Хейса, Куросава совершенно не стеснялся рубить тела в своих фильмах самурайской сталью. В дальнейшем мастера японского кино также не сдерживают себя, но подлинная оргия кровопролития разворачивалась в жанровом кино.

Пленки из подвала




Несколько режиссеров в середине 1980-х делают серию фильмов «Подопытные свинки», имитирующих снафф. Убийцы, расчленяющие жертву на камеру, самоубийцы, некрофилы... Характерно, что реалистичные издевательства над плотью подаются здесь как творчество маньяков — навязшее в зубах сопоставление извращенца и художника, высмеянное в последнем фильме Триера. Снимать «Свинок», правда, прекратили, когда кассеты нашли у реального японского серийного убийцы. А уже в начале 1990-х с фильмом произошел казус в Америке: японскую кассету каким-то образом посмотрел Чарли Шин и пришел в уверенность, что увидел всамделишный снафф. Актер поднял шум на весь Голливуд, к делу подключились ФБР и японская полиция. Японцы уверили штатовцев, что уже разобрались с делом на родине.




Со «Свинками» тесно связано понятие «гуро», происходящее от слово «гротекс». Это поджанр традиционного японского комикса, перешедший в кино, где эротическое увязано с ужасным — расчленением, каннибализмом, некрофилией. И до сих пор японская манга подкидывает режиссерам множество предельно кровавых сюжетов. В качестве примера — «Ичи-киллер» великого Такаси Миике, одного из тех, кто вывел японский треш на уровень искусства; «Королевская битва» и еще бесчисленное множество загадочных поделок вроде «Девочки-пулемета».

Не так вольготно чувствовали себя кинематографисты в США после консервативного поворота 1980-х и введения возрастных рейтингов. Хорроры, как и в 1920-е годы, теперь далеко не всегда показывали кровь. Лишь неутомимый Уэс Крэйвен изобретал все новые поджанры слэшера с ультранасилием. С другой стороны, в поп-культуре прописался образ серийного убийцы. Ужаснувший зрителей 1980-го года «Маньяк», где герой скальпировал своих жертв ради париков куклам, эволюционировал в эстета-каннибала Лектора. Не только дикие индейцы ценят нежную человечинку. Еще один пример убийцы-творца из галереи обаятельных психопатов, обливающихся кровью под музыку Баха.

На другом конце представлений о чужаках среди нас — дикие зомби, совсем безмозглые. Они жрут людей в «Зловещих мертвецах» Сэма Рэйми и «Живой мертвечине» Питера Джексона. Человечество отвечает на это террором дробовиков, бензопил и газонокосилок. Крови на экране столько, что ее уже не видишь и не замечаешь. Тогда же ее начинает щедро лить Тарантино. Впрочем, чем дальше, тем больше в его фильмах она напоминает клюквенный сок.




Тем большее влияние со временем имеет хотя бы имитированная подлинность, документальность ужаса. Копеечный фильм «Ведьма из Блэр» стал культовым именно поэтому: на экране не было ни ведьмы, ни чего-либо страшного вообще, кроме мельтешения камеры, молчаливого леса на плохой пленке. Но именно некачественное в этой парадигме означало более реальное, а скрытое — страшное. Впрочем, целомудрие «Ведьмы» скоро сменит новый кровавый разгул.


«Хостел»

Сплэттеры нулевых годов стали самыми популярными в истории жанра. Прежде всего речь о франшизе-рекордсмене всех кассовых сборов для хорроров «Пила» и спродюсированных Квентином Тарантино «Хостелах». Последние эксплуатируют древний страх не вернуться из путешествия в неизведанное. Никакой мистики: дикари (которыми выступают уже восточноевропейцы) вас разделают и, вероятно, съедят. Сюда же надо отнести «Туристас», «Повороты не туда», «За гранью страха» и подобные рассказы о том, как туристическая поездка обернулась охотой и животной борьбой за выживание.




«Пила», в свою очередь, была принципиально камерной и психологичной. Ключевым действующим лицом стал безликий маньяк, как бы испытывающий своих пленников на прочность духа. Если дух сильнее плоти, против плоти нужно восстать в прямом смысле. Мучитель заставляет жертв резать, расчленять, пожирать самих себя. Победителей практически не было; измученные болью живые существа демонстрировали примат материи над духом. Человек превращался в животное — мораль в духе Якопетти.

Все это критики обзывают словосочетанием torture porn, «пыточной порнографией», как бы вынося за рамки кино вообще. Но интерес публики это никак не остужало. Элементы сплэттера входят даже в мейнстримовые сериалы. Яркий пример — «Декстер» о серийном убийце-следователе. Серийник с бензопилой — обаятельный герой и «Американского психопата» в исполнении Кристиана Бэйла. В нулевые выходят ремейки классики американских сплэттеров 1970-х, включая и «Последний дом слева», и «Я плюю на ваши могилы» с продолжениями. По другую сторону океана набирает обороты «новый французский экстремизм», порой более кровавый, чем «Техасская резня бензопилой».




Found footage расцветает как в мистическом кино («Паранормальное явление»), так и в кино о маньяках (практически непереносимая для просмотра трилогия Фреда Фогеля «Подполье» о реднеках-потрошителях). Вообще, даже те фильмы в жанре torture porn, которые не прикидываются найденной пленкой, многое перенимают от ее эстетики. Как бы небрежно снят «Сербский фильм», прямо увязывающий страсть к насилию с порнографией; элементы своеобразного документализма есть в легендарной «Человеческой многоножке». В России в нулевые годы расходится на цитаты «Зеленый слоник» Светланы Басковой — фактически импровизация, снятая на любительскую камеру с кровавой оргией в духе гуро в конце.

Кровь на мониторе




Подобная индульгенция на разнообразные перверсии в кино совпадает с развитием технологий, бесконечной воспроизводимостью не только произведений искусства, но и актов насилия. XXI век начался с прямого эфира уничтожения Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, и дальше войны, теракты, беспорядки непрерывно транслировались со всех экранов. Чем ближе — в одном клике мышки — оказывались экзотические зрелища войны и террора, тем отчужденнее их воспринимал зритель, которого уже не шокировали ни людоедство found footage, ни образы концлагерей.

Новое десятилетие было отчасти консервативным откатом назад, как было в 1980-е годы. Оно началось с массового убийства в кинотеатре американского города Орора на премьере фильма «Темный рыцарь». Дискуссии о насилии в кино и в жизни получили новый импульс. Продолжения torture-porn-франшиз постепенно исчезали с больших экранов, жестокость цензурировалась возрастными рейтингами. Сыграло свою роль и изменение культурного контекста. Взгляд убийцы в мейнстримовом кино вышел из моды. Мучительство женщины на экране стало восприниматься не как особого рода игра, а как социальное обличение либо саморазоблачение.

Соответственно, образ элегантного маньяка-интеллектуала начал растворяться, чему способствует не только деконструкция сексуального и насильственного в фильмах Триера, но и жестокое, реалистичное до комизма изображение душегуба в «Золотой перчатке» Фатиха Акина.

Что касается Триера, он продолжает отыгрывать роль плохого парня с негласным разрешением на нарушение политкорректных табу, и с его фильмов продолжают демонстративно уходить люди, не готовые к демонстрации зверств. Из-за его известности, выходящей за пределы независимого кино, «Антихрист» и «Дом, который построил Джек», порой маркируют как хоррор. В первом фильме членовредительство прямо связано с сексом, во втором мы имеем дело с асексуальным маньяком. Его убийства совершаются по мысленному расчету, поэтому при всей физиологичности изображаемого они кажутся выдуманными. Повторяя все штампы историй про гения и злодейство, Джек пытается создать шедевр из умерщвленной плоти, но получается только кривой дом из трупов — хороший экспонат для выставки современного искусства и в то же время портал в ад. В своем роде это антитеза эстетизации насилия в стиле Ардженто.

Другая линия эстетизации насилия может быть заметна в «Мэнди» Паноса Косматоса, «Тебя здесь никогда не было» Линн Рэмси или «Неоновом демоне» Николаса Виндинг Рефна. Психоделическая или фантастическая картинка с нереальными цветами, галлюцинаторный монтаж и отстраненная интонация делают показываемое ненатуральным, не из плоти и крови. Не задокументированные жизнь и смерть, но видеоарт.




Соответственно, образ элегантного маньяка-интеллектуала начал растворяться, чему способствует не только деконструкция сексуального и насильственного в фильмах Триера, но и жестокое, реалистичное до комизма изображение душегуба в «Золотой перчатке» Фатиха Акина.

Соответственно, образ элегантного маньяка-интеллектуала начал растворяться, чему способствует не только деконструкция сексуального и насильственного в фильмах Триера, но и жестокое, реалистичное до комизма изображение душегуба в «Золотой перчатке» Фатиха Акина.

Что касается Триера, он продолжает отыгрывать роль плохого парня с негласным разрешением на нарушение политкорректных табу, и с его фильмов продолжают демонстративно уходить люди, не готовые к демонстрации зверств. Из-за его известности, выходящей за пределы независимого кино, «Антихрист» и «Дом, который построил Джек», порой маркируют как хоррор. В первом фильме членовредительство прямо связано с сексом, во втором мы имеем дело с асексуальным маньяком. Его убийства совершаются по мысленному расчету, поэтому при всей физиологичности изображаемого они кажутся выдуманными. Повторяя все штампы историй про гения и злодейство, Джек пытается создать шедевр из умерщвленной плоти, но получается только кривой дом из трупов — хороший экспонат для выставки современного искусства и в то же время портал в ад. В своем роде это антитеза эстетизации насилия в стиле Ардженто.

Другая линия эстетизации насилия может быть заметна в «Мэнди» Паноса Косматоса, «Тебя здесь никогда не было» Линн Рэмси или «Неоновом демоне» Николаса Виндинг Рефна. Психоделическая или фантастическая картинка с нереальными цветами, галлюцинаторный монтаж и отстраненная интонация делают показываемое ненатуральным, не из плоти и крови. Не задокументированные жизнь и смерть, но видеоарт.




Тем не менее не сыгранный, а реальный ужас на экране — по-прежнему на расстоянии протянутой руки. В этом свете удивительно выглядит статья журналиста Дэвида Микельсона от 2006 года о том, что настоящих снафф-фильмов не существует, потому что не может существовать никогда, главное, нет такого рынка. Если исследователь тогда не знал, к примеру, о советском маньяке Сливко, снимавшем все свои преступления, то может узнать о российском снаффе рубежа веков. Речь о показательных казнях и пытках российских солдат чеченскими боевиками, которые свободно распространялись среди молодежи. Одно из таких видео вошло в награжденный в Каннах фильм Кантемира Балагова «Теснота». Снафф прописался в большом искусстве, неотпетые мертвые Базена стали подлинными героями нового тысячелетия.